Эй, красавцы, готовьте ваши попки! (c)Пол
Читаю Агату Кристи, не могу не запостить этот рассказ, он прямо такой... вдохновляющий)
Агата Кристи
Испытание Эдварда Робинсона
читать дальше«Билл как пушинку поднял ее своими сильными руками и крепко прижал к груди. Глубоко вздохнув, она сдалась и поцеловала его — с такой нежностью и страстью, о которых он даже не мечтал…»
Со вздохом мистер Эдвард Робинсон закрыл книгу «Могущество» и стал смотреть в окно вагона метро. Они ехали через Стэмфорд-Брук. Эдвард думал о Билле. Вот кто был настоящим мужчиной, на все сто процентов.
Таких мужчин обожают пишущие дамы. Эдвард завидовал его мускулам, его суровому привлекательному лицу и необузданной страсти. Он опять раскрыл книжку и стал читать о гордой Марчесе Бьянко (той, которая сдалась).
Она была столь восхитительно красива, ее очарование так опьяняло, что сильные мужчины, вмиг ослабев от любви, падали перед ней, как кегли.
«Конечно, все это ерунда, — сказал сам себе Эдвард. — Все эти бурные страсти полная чушь. Но все-таки в этом что-то есть…»
Глаза его стали грустными. Где-нибудь на земле бывает еще что-либо подобное? Где женщины, чья красота опьяняет? Где любовь, пожирающая тебя как пламя?
«Но в настоящей жизни все не так, — подумал Эдвард. — И мне, как и всем моим знакомым, не приходится надеяться на что-то особенное».
Вообще-то ему не приходилось жаловаться на судьбу. У него была прекрасная работа — он служил клерком в процветающей фирме. Здоровье его было отменным, он ни от кого не зависел и был помолвлен с Мод.
Но одна мысль о Мод заставляла его хмуриться. Эдвард ее побаивался, хотя никогда бы в этом не признался. Да, он, конечно, очень ее любил… Он все еще помнил, с каким восхищенным трепетом любовался ее белой шеей в тот день, когда впервые ее увидел. Он сидел позади нее в кинотеатре, и оказалось, что друг, с которым он там был, ее знает. Он их и познакомил. Конечно, Мод была очень привлекательна. Она эффектно выглядела, была умна и похожа на настоящую леди. Кроме того, она всегда во всем была права. Короче, про таких девушек обычно говорят, что они потом становятся прекрасными женами.
Эдвард мысленно прикинул, могла ли Марчеса Бьянко стать прекрасной женой. Вряд ли. Он не мог представить себе, чтобы чувственная Бьянко, с ее алыми губами и гордой статью, уселась бы пришивать пуговицы, ну, скажем, к рубашке того же мужественного Билла. Нет, Бьянко — это в романе, а тут — настоящая жизнь. Они с Мод непременно будут счастливы. Она такая здравомыслящая девушка, что иначе просто не может быть.
И все-таки Эдвард хотел, чтобы Мод была чуть помягче.
Конечно, такой резкой ее сделали благоразумие и здравый смысл. Мод была очень практичной. Эдвард и сам был практичным, но… Например, ему хотелось, чтобы их свадьба состоялась на Рождество. Мод же убедила его, что гораздо благоразумнее подождать еще некоторое время — год или, возможно, два. Жалованье Эдварда было невелико. Он подарил ей дорогое кольцо — она очень огорчилась и заставила его отнести кольцо обратно и обменять на более дешевое. Мод была само совершенство, но иногда Эдвард хотел, чтобы в ней было побольше недостатков и поменьше добродетелей. Именно ее добродетели и толкали его на отчаянные поступки. Да, на отчаянные.
Краска стыда выступила у него на щеках. Он должен ей рассказать об этом, и как можно скорее Чувство вины заставляло его вести себя довольно странно. Мод пригласила его в гости завтра, ведь это будет праздник, канун Рождества, ее родители будут очень рады. Но Эдвард довольно неуклюже, что не могло не возбудить ее подозрений, отказался, сочинив длинную историю о каком-то приятеле из деревни, с которым он уже договорился встретиться.
Не было у него никакого приятеля из деревни. А была только его тайна.
Три месяца назад Эдвард Робинсон, подобно сотням других молодых людей, принял участие в конкурсе, объявленном одним еженедельником. Нужно было расставить двенадцать женских имен в порядке наибольшей популярности. У Эдварда был определенный план. По опыту участия в подобных конкурсах он уже знал, что его вариант наверняка будет не правильным. Поэтому он написал двенадцать имен в том порядке, какой ему казался верным, а потом переписал список заново, переставляя попеременно имена то снизу наверх, то сверху вниз.
Когда подвели итоги конкурса, оказалось, что у Эдварда целых восемь имен было выбраны правильно, и он получил первую премию в 500 фунтов. Этот результат, конечно, можно было бы приписать везению, но он не сомневался, что сработала его хитроумная «система». Он был необычайно доволен самим собой.
А что делать дальше с этими деньгами? Он заранее знал, что скажет ему Мод. Вложить их. Небольшая, но верная поддержка в будущем. Безусловно, Мод была бы совершенно права. Но деньги, выигранные в конкурсе, — это не просто деньги.
Если бы деньги достались ему в наследство, Эдвард, будучи верующим, поместил бы их в миссионерский заем или накупил бы на них сертификатов Армии спасения[8].
Но эти деньги — подарок судьбы, они пришли к нему, как те шесть пенсов, которые ему дарили иногда в детстве: «Купи то, что тебе захочется».
Каждый день по пути на работу он заходил в автомагазин и видел там свою неосуществимую мечту — маленький двухместный автомобиль, на котором стояла табличка с ценой: «465 фунтов».
«Если бы я был богатым… — повторял день за днем Эдвард, обращаясь мысленно к машине. — Если бы я был богатым, я бы тебя купил».
И теперь — хоть он и не стал богатым — у него была такая сумма денег, которой было достаточно, чтобы осуществить давнюю мечту. И эта блестящая, заманчивая, прелестная машина будет принадлежать ему, если он истратит на нее свою премию.
Эдвард хотел сказать Мод о деньгах. Это единственный способ избавиться от искушения. Он прекрасно представлял, какой ужас и какое осуждение отразятся на ее лице, и он попросту не решится настаивать на своем безумном капризе.
Но как ни странно, именно Мод невольно толкнула его на это безумство. Он повел ее в кино — на лучшие места в зале. И она тут же ласковым непререкаемым тоном сделала ему выговор: глупо платить такие деньги — три фунта и шесть пенсов, когда можно потратить два фунта и четыре пенса и сесть на другие места, с которых также хорошо видно.
Он принял ее упрек с угрюмым молчанием. Мод решила, что ее наставление возымело силу. Эдвард же попросту понял, что так больше продолжаться не может. Мод любит его, но ни во что его не ставит, считает, что он слабак, которого все время нужно поучать. И действительно он жалок, как какой-то червяк. Он был безмерно обижен, просто уничтожен этим ее выговором, но именно в эту минуту он твердо решил купить машину.
«Черт побери, — сказал он себе. — Хоть раз в жизни я сделаю то, что хочу. И плевать мне на фокусы Мод!»
На следующее утро Эдвард вошел в этот стеклянный дворец, четырехколесные обитатели которого во всем своем великолепии переливались лаком и хромом, и с беззаботностью, поразившей его самого, купил облюбованную машину. Оказывается, это так просто — купить машину!
И теперь она вот уже четыре дня принадлежала ему.
Внешне он был совершенно спокоен, но душа его пела от восторга.
И Эдвард еще не сказал Мод ни слова о ней. В течение всех четырех дней он ходил во время перерыва не в кафе, а к автоинструктору — учился водить свою чудесную машину. И оказался способным учеником.
Завтра, в канун Рождества, Эдвард собирался поехать в деревню. Он обманул Мод и при необходимости обманет опять. Покупка целиком захватила его. Это заменяло ему любовный роман, приключения — все то, о чем он так страстно мечтал. А завтра он со своей «любовницей» отправятся в небольшое путешествие. Они помчатся, овеваемые пьянящим свежим ветром, оставив далеко позади суетливый шумный Лондон, и устремятся на широкие просторы…
И в эту минуту Эдвард, сам того не замечая, почувствовал себя поэтом.
Завтра…
Он посмотрел на книгу, которая была у него в руках:
«Могущество любви». Он рассмеялся и сунул ее в карман.
Машина, алые губы Марчесы Бьянко и изумительная доблесть Билла, казалось, соединились для него в одно целое. Завтра…
Погода всегда подводит тех, кто на нее рассчитывает, но и она благоволила к Эдиарду. Она подарила ему день, о котором можно только мечтать. Морозный воздух, нежно-голубое небо и солнце желтое, как одуванчик.
И в предвкушении какого-нибудь шикарного приключения, готовый на самое безрассудное озорство, Эдвард выехал из Лондона. Возле Гайд-парка[9] возникли некоторые трудности, а у моста Патни — непредвиденные осложнения: машина его заартачилась, вокруг послышался скрип тормозов, водители прямо-таки засыпали его оскорблениями… Но ничего, успокаивал он себя, он же новичок, и вскоре выехал на широкую улицу, по которой прокатиться одно удовольствие. Но сегодня и здесь была небольшая пробка. Опьяненный своей властью над этим сверкающим созданием, Эдвард крутил руль, и настроение у него было прекрасное.
Да, денек выдался замечательный. Он останавливался на ленч в старой гостинице, а потом еще, чтобы выпить чаю. Потом с неохотой повернул назад в Лондон — к Мод, к неизбежным объяснениям и взаимным обвинениям…
Эдвард подумал об этом и вздохнул. Ладно. Завтра будь что будет. Но сейчас еще сегодня. И что может быть приятнее! Он несся в темноте с зажженными фарами, освещавшими дорогу. Да! Это было великолепно!
Эдвард рассудил, что на обед времени у него уже не остается. В темноте вести машину было довольно сложно… Оказалось, что до Лондона ему добираться дольше, чем он предполагал. В восемь часов он миновал Хиндхэд и подъехал к холмам, которые назывались Дэвилз-Панч-Боул. Луна освещала выпавший два дня назад снег.
Эдвард остановил машину и осмотрелся. Что, собственно, произойдет, если он не приедет в Лондон до полуночи? А может, он вообще туда никогда не вернется! Ему и тут совсем неплохо.
Он вышел из машины и встал на обочине. Рядом вниз заманчиво спускалась тропинка. Эдвард поддался искушению. И следующие полчаса он как завороженный блуждал по заснеженным холмам. Он никогда не мог себе представить ничего подобного. И все это благодаря его сверкающему чуду, его «любовнице», которая преданно ждала его наверху, на дороге.
Эдвард поднялся обратно, сел в машину и поехал, все еще находясь под впечатлением этой красоты, которая не оставила бы равнодушной и не такого романтика, как он.
Затем он со вздохом вернулся к своим обычным мыслям и сунул руку в бардачок, куда накануне положил теплый шарф.
Но шарфа там не было. Бардачок был пуст. Вернее, не совсем — там было что-то колючее и тяжелое — похожее на мелкую гальку.
Эдвард засунул руку поглубже. В следующее мгновение он почувствовал легкое головокружение… Предмет, который он держал в дрожащих руках, переливался всеми цветами радуги в лунном свете — это было бриллиантовое колье.
Эдвард на всякий случай протер глаза. Нет, никаких сомнений. Бриллиантовое колье, стоимостью, вероятно, в несколько тысяч фунтов (камни были довольно крупные), каким-то образом оказалось в бардачке его машины.
Но кто его туда положил? Когда он выезжал из города, его, определенно, там не было. Наверное, его положили, пока он гулял. Но зачем? И почему выбрали именно его машину? Может, владелец колье ошибся? Или.., или оно было краденым?
Но затем, когда все эти мысли пронеслись у него в голове, Эдварда внезапно осенило, и он весь похолодел. Это била не его машина.
Да, конечно, она была очень похожа. Тот же оттенок алого цвета — такой же, как губы Марчесы Бьянко, — но по тысяче мелких деталей Эдвард понял, что это определенно не его машина. Блестящая поверхность была кое-где поцарапана, совсем чуть-чуть, но было видно, что машина уже не новая. В таком случае…
Эдвард сразу же попытался развернуть машину. Разворот ему пока еще давался с трудом. Он совершенно потерял голову, пытаясь справиться с задним ходом, и вывернул руль не в ту сторону. Кроме того, он спутал акселератор с ножным тормозом, что привело к еще большим осложнениям. Но в конце концов он справился, и машина принялась взбираться на холм.
Эдвард вспомнил, что неподалеку от его машины стояла другая. Но тогда он не обратил на это внимания. Вероятно, он вернулся с прогулки другой тропинкой, не той, которой спустился вниз. И эта вторая тропинка привела его к другой машине, рассудил он. Тогда его машина должна стоять там, где он ее оставил.
Через десять минут Эдвард вернулся на место своей стоянки. Но там было пусто. Владелец этой машины, также, вероятно, введенный в заблуждение сходством, укатил на машине Эдварда.
Эдвард вытащил бриллиантовое колье из бардачка и стал нервно его теребить.
Что же делать? Ехать в ближайший полицейский участок? Объяснить обстоятельства, отдать колье и сообщить номер собственной машины. Кстати, а какой у него номер? Сколько Эдвард ни старался, он не мог вспомнить.
Он почувствовал, как его охватывает паника. В полицейском участке он выглядел бы законченным идиотом. Единственное, что он помнил, — это то, что в номере точно была восьмерка. Конечно, это мало что даст, но, по крайней мере… Эдвард с ненавистью посмотрел на бриллианты. Возможно, в полиции подумают.., да, конечно, они должны подумать, что он украл это колье. Разумеется. Ведь колье стоимостью в несколько тысяч никто не станет держать в бардачке машины.
Эдвард вышел из машины и осмотрел ее. Номер — ХК 10061 — ни о чем ему не говорил. Номер его машины был совсем другой, но какой? Затем он обследовал машину изнутри.
Там, где он нашел бриллианты, его ожидал еще один сюрприз — клочок бумаги, на котором что-то было написано карандашом. При свете фар ему удалось прочесть:
«Встретишь меня в десять часов, Грин, на углу Салтерз-Лейн».
Грин. Он видел сегодня это название на указателе. Решено! Он поедет в эту деревню, найдет Салтерз-Лейн, встретится с человеком, который написал записку, и все ему объяснит. Это все же лучше, чем разыгрывать идиота в полицейском участке.
Он почувствовал себя почти счастливым. В конце концов, это было настоящее приключение. Такое случается не каждый день. А бриллиантовое колье придавало событию особую таинственность.
Грин Эдвард нашел с трудом, но еще больше труда потребовалось, чтобы отыскать Салтерз-Лейн. Для этого ему пришлось постучаться в пару коттеджей и спросить дорогу.
Когда он ехал по длинной узкой дороге, внимательно всматриваясь в левую сторону улицы, где, как ему сказали, должен быть поворот на Салтерз-Лейн, было уже начало одиннадцатого.
Совершенно неожиданно Эдвард увидел поворот и возле него темную фигуру.
— Наконец-то! — услышал он девичий голос. — Тебя только за смертью посылать, Джеральд!
С этими словами она вышла прямо под свет фар, и у Эдварда перехватило дыхание… Это было самое очаровательное создание, какое он когда-либо видел.
Она была очень молода, с черными как ночь волосами и яркими алыми губами. Ее меховое манто распахнулось, и Эдвард увидел, что на ней надето вечернее платье — узкое, длинное, огненного цвета, подчеркивающее ее великолепную фигуру. Шею украшало жемчужное ожерелье.
Внезапно девушка вздрогнула.
— Да ведь это не Джеральд! — воскликнула она.
— Нет, — поспешно ответил Эдвард. — Я должен вам все объяснить. — Он вытащил бриллиантовое колье из бардачка и передал ей. — Меня зовут Эдвард.
Он не успел продолжить — девушка захлопала в ладоши и затараторила:
— Конечно, Эдвард! О, я так рада. Но этот идиот Джимми сказал мне по телефону, что он пошлет Джеральда. Я ужасно рада, что ты приехал. Я очень хотела тебя увидеть.
Ведь в последний раз мы встречались, когда мне было шесть лет. Значит, колье у тебя, значит, все в порядке. Спрячь его в карман. А то вдруг какой-нибудь полицейский случайно увидит его. Бр-р, как тут холодно! Дай-ка я сяду в машину.
Как во сне Эдвард открыл дверцу, и она легко вспорхнула на сиденье рядом. Ее меха коснулись его щеки, и он почувствовал легкий аромат фиалок после дождя.
У него не было никакого плана, даже никаких определенных мыслей. В эту минуту он полностью отдался на волю Провидения. Она называет его Эдвардом — ну и что из того, что он не тот Эдвард? Она скоро поймет это. Но сейчас пусть игра продолжается. Он нажал на сцепление, и машина забуксовала.
Тут девушка засмеялась. Ее смех был таким же пленительным, как она сама.
— Похоже, ты не слишком разбираешься в машинах.
Вероятно, там у них нет машин.
«Интересно, где это „там“?» — подумал Эдвард, а вслух сказал:
— Да, не очень.
— Тогда давай лучше я поведу, — сказала девушка. — Тут надо быть фокусником, чтобы найти дорогу среди всех этих улиц, пока мы не выедем на шоссе.
Он с удовольствием пересел на ее место. И теперь они с большой скоростью неслись в ночи, а Эдвард чувствовал, как его охватывает лихая беспечность. Она повернулась к нему:
— Я люблю скорость. А ты? Знаешь, ты совершенно не похож на Джеральда. Никогда бы не сказала, что вы с ним братья. Я тебя представляла совсем другим.
— Наверное, — сказал Эдвард, — я совершенно обычный человек. Ты это имела в виду?
— Не обычный — а другой. Я не могу точно объяснить.
Как там старина Джимми? Наверное, его ужасно раздуло.
— О, Джимми в полном порядке, — сказал Эдвард.
— Легко тебе так говорить, наверное, не очень-то приятно, когда у тебя растянуто сухожилие на лодыжке. Он не рассказывал тебе всю эту историю?
— Ни слова. Я пребываю в полной неизвестности.
Может быть, ты мне все объяснишь?
— О, все прошло как по маслу. Джимми вошел в парадную дверь, нарядившись в женское платье. Я подождала минуту или две, а затем пробралась к окну. Смотрю, горничная Агнес Лореллы достала платья, украшения, но вдруг снизу послышались громкие вопли. Это зажглась шутиха, и все побежали тушить огонь. Горничная выбежала из комнаты, а я влезла в окно, быстро схватила колье и через секунду уже была снаружи, а потом побежала — по дороге, которая идет позади Панч-Боун. Я засунула в бардачок колье и записку, в которой было написано, где меня найти. А потом вернулась в отель, к Луизе, предварительно, конечно, переобувшись — сапоги-то ведь были в снегу. Алиби мне было обеспечено. Она и не догадается, что все это время меня не было в гостинице.
— А что Джимми?
— Ты знаешь о нем больше, чем я.
— Он мне ничего не сказал, — даже не поведя бровью, произнес Эдвард.
— Это было так смешно… Он наступил на край юбки, упал и умудрился растянуть сухожилие. Они отнесли его в машину, и шофер Лореллы отвез его домой. Представляешь, что было бы, если шофер решил бы заглянуть в бардачок.
Эдвард рассмеялся вместе с ней, но на самом деле ему было не до смеха. Теперь он более или менее был в курсе ситуации. Лорелла… Эта фамилия ему вроде бы знакома — так звали одну богатую женщину. Сидевшая рядом с ним девушка и еще какой-то неизвестный ему Джимми сговорились выкрасть у нее колье, и это им удалось. Со своим растянутым сухожилием и в присутствии шофера Лореллы Джимми просто не мог заглянуть в бардачок машины до того, как позвонил девушке, а возможно, и не собирался этого делать. Но совершенно определенно, что другой неизвестный, Джеральд, это сделал. И нашел там только шарф Эдварда!
— Хорошо, идем, — сказала девушка.
Трамвай проскочил почти вплотную за ними, они въехали в лондонское предместье и влились в поток машин.
Сердце Эдварда то и дело замирало. Девушка прекрасно вела машину и была самой настоящей лихачкой!
Минут через пятнадцать они подъехали к внушительному зданию, стоявшему в центре не менее внушительной площади.
— Перед тем как пойдем в «Ритсон», — сказала девушка, — я должна переодеться.
— «Ритсон»? — спросил Эдвард. Он с благоговением произнес название знаменитого ночного клуба.
— Да, разве Джеральд тебе не говорил?
— Нет, — мрачно сказал Эдвард. — А как насчет меня?
Она нахмурила брови:
— Они тебе ничего не сказали? Ладно, мы тебя сейчас оденем. Мы должны довести это до конца.
Величавый дворецкий открыл дверь и посторонился, давая им пройти.
— Вам звонил мистер Джеральд Чампнейз, ваша милость. Он очень хотел с вами поговорить, но не просил ничего передать.
«Да уж, ему есть о чем с ней поговорить, — подумал Эдвард. — Ладно, была, не была теперь я хотя бы знаю свое полное имя — Эдвард Чампнейз. Но кто она? Дворецкий называет ее „ваша милость“. А для чего она тогда украла колье? Карточные долги?»
В романах, которые он иногда читал, очаровательные титулованные героини всегда попадали в отчаянную ситуацию из-за карточных долгов.
Дворецкий вывел Эдварда из комнаты и поручил заботам камердинера с изысканными манерами. Когда через пятнадцать минут он опять встретился с хозяйкой в холле, на нем был вечерний костюм от лучшего портного, который очень ему шел.
О Боже! Что за ночь!
На машине они поехали к знаменитому «Ритсону». Как и все, Эдвард читал скандальные статьи о «Ритсоне». Все знаменитости, мелкие или крупные, временами туда наведывались. Единственно, чего боялся Эдвард, — это что появится кто-то, кто знает настоящего Эдварда Чампнейза. Он утешал себя мыслью, что, похоже, настоящий Эдвард уже несколько лет как не был в Англии.
Сидя за маленьким столиком у стены, они пили коктейли. Коктейли! Простодушный Эдвард ликовал — для него это было просто апофеозом беспутной жизни. Девушка, завернувшись в прекрасную вышитую шаль, беспечно потягивала коктейль. Внезапно она сбросила шаль со своих плеч и встала.
— Давай потанцуем.
Танцевал Эдвард прекрасно.
Когда они с Мод кружились в танце в «Пале де Данс», многие провожали их восхищенными взглядами.
— Ой, чуть не забыла, — вдруг сказала девушка, — Колье!
Она протянула руку, Эдвард, совершенно сбитый с толку, достал его из кармана и отдал ей. К его полному изумлению, она невозмутимо надела его, а потом обольстительно ему улыбнулась.
— А теперь, — мягко сказала она, — мы будем танцевать.
Они танцевали. И в «Ритсоне» еще не видели ничего подобного.
В конце концов они вернулись за столик, и тут к ним подошел пожилой джентльмен и обратился к спутнице Эдварда, вроде бы как на что-то намекая:
— А, леди Норин, вы, как всегда, танцуете! А капитан Фоллиот сегодня здесь?
— Джимми оступился, и теперь у него болит лодыжка.
— Вот как! Каким образом это произошло?
— Пока еще я не могу вам все объяснить.
Она рассмеялась, поднялась из-за стола и направилась в центр зала.
Эдвард следовал за ней, голова у него шла кругом. Теперь он знал ее имя: Норин Элиот, знаменитая леди Норин, о которой больше всех говорят в светских кругах Англии. Замечательная своей красотой и дерзостью — лидер среди так называемой золотой молодежи. Совсем недавно объявили о ее помолвке с капитаном Джеймсом Фоллиотом — кавалером ордена Креста Виктории[10], гвардейцем королевской кавалерии.
Ну а колье? Эдвард никак не мог понять, в чем дело.
Он шел на риск, задавая этот вопрос, но он должен был все узнать.
— Зачем все это, Норин? — сказал он. — Расскажи мне, зачем?
Она мечтательно улыбнулась, взгляд ее был далеко, чары танца все еще владели ею.
— Я думаю, тебе это будет трудно понять. Жизнь в последнее время такая скучная — все время одно и то же.
Играть в «найди клад», конечно, интересно, но надоедает… Настоящие «кражи со взломом» — это была моя идея.
Вступительный взнос — пятьдесят фунтов, а потом все тянут жребий. Это — третья «кража». Джимми и мне выпало «обокрасть» Агнес Лореллу. Ты знаешь правила? «Кража со взломом» должна совершиться в течение трех дней после того как вытянешь жребий, и краденое нужно носить, по крайней мере, час в людном месте, иначе на тебя налагают штраф в сто фунтов. Джимми ужасно не повезло, что он растянул лодыжку, но теперь все в порядке — мы сорвем банк.
— Понимаю, — сказал Эдвард, облегченно вздыхая. — Понимаю.
Внезапно Норин остановилась, завернувшись в шаль.
— Отвези меня куда-нибудь. Вниз, к докам. Куда-нибудь в злачное место. Погоди. — Она сняла бриллианты с шеи. — Будет лучше, если ты опять их спрячешь. Не хватает только, чтобы меня из-за них укокошили.
Они вышли на улицу. Машина стояла в маленьком переулке, узком и темном. Как только они свернули за угол, к ним подъехала другая машина, и из нее выскочил молодой человек.
— Слава Богу, Норин, наконец-то я тебя нашел! — вскричал он. — Черт побери, этот осел Джимми уехал на чужой машине. Только Господу известно, где теперь бриллианты. Мы влипли в ужасную историю.
Норин непонимающе на него посмотрела:
— Что ты имеешь в виду? Я получила бриллианты, а сейчас они у Эдварда.
— У Эдварда?
— Да. — И она указала на Эдварда, стоявшего рядом.
«Кто уж влип в ужасную историю, так это я, — подумал Эдвард. — Десять против одного, что это братец Джеральд».
Молодой человек уставился на него.
— Что это значит? — произнес он с угрозой. — Эдвард в Шотландии.
— О! — воскликнула девушка и пристально посмотрела на молодого человека.
Она то краснела, то бледнела.
— Так кто ты на самом деле? — спросила она тихим голосом. — Значит, ты настоящий. — Она умолкла.
Эдварду потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. В глазах девушки был страх, а может быть, восхищение? Должен ли он объяснять? Нет, нельзя быть таким банальным! Надо довести игру до конца.
Он церемонно поклонился.
— Должен поблагодарить вас, мисс Норин, — произнес он, изображая великосветского щеголя, — за изумительный вечер.
Он бросил быстрый взгляд на машину, из которой только что вышел молодой человек. Это его машина!
— И я хочу пожелать вам доброй ночи.
Один быстрый рывок, и он был внутри, нога на сцеплении. Машина рванулась вперед. Джеральд застыл словно парализованный, но девушка оказалась более проворной. Как только машина рванула с места, она бросилась наперерез. Машина вильнула, наугад обогнув угол, и остановилась. Норин, запыхавшись, подбежала к Эдварду.
— Ты должен отдать его мне, ты должен отдать! Я обязана его возвратить Агнес Лорелле. Ну не будь букой! Мы провели прекрасный вечер, мы танцевали, мы же теперь друзья. Ты отдашь его мне? Мне?
Женщина, которая опьяняет вас своей красотой. Это была как раз такая женщина…
К тому же Эдвард и сам очень хотел как-нибудь избавиться от колье. А тут само небо предоставило ему возможность сделать красивый жест.
Он небрежно вынул колье из кармана и вложил в протянутые руки Норин, — Мы же друзья, — сказал он.
— Ax! — Ее глаза засияли.
И вдруг неожиданно она обняла его. На мгновение ее губы прижались к его губам…
Когда она отпрянула, алая машина рванулась вперед.
Вот это приключение!
И какое романтическое!
В день Рождества Эдвард Робинсон ровно в полдень уверенно вошел в маленькую гостиную дома в Клафаме[11] и по традиции пожелал всем счастливого Рождества.
Мод, расставлявшая ветки остролиста, встретила его холодно.
— Ну, хорошо провел время с этим своим деревенским другом? — поинтересовалась она.
— Послушай, — сказал Эдвард. — Я сказал тебе не правду. Я выиграл пятьсот фунтов и на эти деньги купил машину. Я ничего не сказал тебе, потому что знал, тебе это не понравится. Это во-первых. Я купил машину, и точка. Во-вторых, я не собираюсь ждать — ни год, ни два.
Мои перспективы на будущее достаточно хорошие, и я хочу жениться на тебе в следующем месяце. Понятно?
— О! — только и сказала Мод. Неужели это Эдвард говорит с ней таким волевым тоном?
— Ну что? — спросил Эдвард. — Да или нет?
Она как зачарованная взглянула на него. В ее глазах были страх и восхищение, и этот взгляд опьянял Эдварда.
От материнской снисходительности, которая так его бесила, не осталось и следа.
Именно так смотрела на него Норин прошлой ночью.
Но леди Норин была далеко, где-то на страницах экзотических романов, рядом с Марчесой Бьянко. А Мод была здесь, настоящая. И это была его женщина.
— Да или нет? — повторил он и сделал к ней шаг.
— Д-да, — запинаясь произнесла Мод. — Но, Эдвард, что с тобой произошло? Сегодня ты не похож на себя.
— Да, — сказал Эдвард. — Просто в течение двадцати четырех часов я был мужчиной, а не растяпой, и — черт возьми! — это пошло мне на пользу!
Он сжал ее в своих объятиях, почти так же крепко, как это делал супермен Билл.
— Ты любишь меня, Мод? Скажи мне, ты любишь меня?
— О Эдвард! — выдохнула Мод. — Я обожаю тебя…
Агата Кристи
Испытание Эдварда Робинсона
читать дальше«Билл как пушинку поднял ее своими сильными руками и крепко прижал к груди. Глубоко вздохнув, она сдалась и поцеловала его — с такой нежностью и страстью, о которых он даже не мечтал…»
Со вздохом мистер Эдвард Робинсон закрыл книгу «Могущество» и стал смотреть в окно вагона метро. Они ехали через Стэмфорд-Брук. Эдвард думал о Билле. Вот кто был настоящим мужчиной, на все сто процентов.
Таких мужчин обожают пишущие дамы. Эдвард завидовал его мускулам, его суровому привлекательному лицу и необузданной страсти. Он опять раскрыл книжку и стал читать о гордой Марчесе Бьянко (той, которая сдалась).
Она была столь восхитительно красива, ее очарование так опьяняло, что сильные мужчины, вмиг ослабев от любви, падали перед ней, как кегли.
«Конечно, все это ерунда, — сказал сам себе Эдвард. — Все эти бурные страсти полная чушь. Но все-таки в этом что-то есть…»
Глаза его стали грустными. Где-нибудь на земле бывает еще что-либо подобное? Где женщины, чья красота опьяняет? Где любовь, пожирающая тебя как пламя?
«Но в настоящей жизни все не так, — подумал Эдвард. — И мне, как и всем моим знакомым, не приходится надеяться на что-то особенное».
Вообще-то ему не приходилось жаловаться на судьбу. У него была прекрасная работа — он служил клерком в процветающей фирме. Здоровье его было отменным, он ни от кого не зависел и был помолвлен с Мод.
Но одна мысль о Мод заставляла его хмуриться. Эдвард ее побаивался, хотя никогда бы в этом не признался. Да, он, конечно, очень ее любил… Он все еще помнил, с каким восхищенным трепетом любовался ее белой шеей в тот день, когда впервые ее увидел. Он сидел позади нее в кинотеатре, и оказалось, что друг, с которым он там был, ее знает. Он их и познакомил. Конечно, Мод была очень привлекательна. Она эффектно выглядела, была умна и похожа на настоящую леди. Кроме того, она всегда во всем была права. Короче, про таких девушек обычно говорят, что они потом становятся прекрасными женами.
Эдвард мысленно прикинул, могла ли Марчеса Бьянко стать прекрасной женой. Вряд ли. Он не мог представить себе, чтобы чувственная Бьянко, с ее алыми губами и гордой статью, уселась бы пришивать пуговицы, ну, скажем, к рубашке того же мужественного Билла. Нет, Бьянко — это в романе, а тут — настоящая жизнь. Они с Мод непременно будут счастливы. Она такая здравомыслящая девушка, что иначе просто не может быть.
И все-таки Эдвард хотел, чтобы Мод была чуть помягче.
Конечно, такой резкой ее сделали благоразумие и здравый смысл. Мод была очень практичной. Эдвард и сам был практичным, но… Например, ему хотелось, чтобы их свадьба состоялась на Рождество. Мод же убедила его, что гораздо благоразумнее подождать еще некоторое время — год или, возможно, два. Жалованье Эдварда было невелико. Он подарил ей дорогое кольцо — она очень огорчилась и заставила его отнести кольцо обратно и обменять на более дешевое. Мод была само совершенство, но иногда Эдвард хотел, чтобы в ней было побольше недостатков и поменьше добродетелей. Именно ее добродетели и толкали его на отчаянные поступки. Да, на отчаянные.
Краска стыда выступила у него на щеках. Он должен ей рассказать об этом, и как можно скорее Чувство вины заставляло его вести себя довольно странно. Мод пригласила его в гости завтра, ведь это будет праздник, канун Рождества, ее родители будут очень рады. Но Эдвард довольно неуклюже, что не могло не возбудить ее подозрений, отказался, сочинив длинную историю о каком-то приятеле из деревни, с которым он уже договорился встретиться.
Не было у него никакого приятеля из деревни. А была только его тайна.
Три месяца назад Эдвард Робинсон, подобно сотням других молодых людей, принял участие в конкурсе, объявленном одним еженедельником. Нужно было расставить двенадцать женских имен в порядке наибольшей популярности. У Эдварда был определенный план. По опыту участия в подобных конкурсах он уже знал, что его вариант наверняка будет не правильным. Поэтому он написал двенадцать имен в том порядке, какой ему казался верным, а потом переписал список заново, переставляя попеременно имена то снизу наверх, то сверху вниз.
Когда подвели итоги конкурса, оказалось, что у Эдварда целых восемь имен было выбраны правильно, и он получил первую премию в 500 фунтов. Этот результат, конечно, можно было бы приписать везению, но он не сомневался, что сработала его хитроумная «система». Он был необычайно доволен самим собой.
А что делать дальше с этими деньгами? Он заранее знал, что скажет ему Мод. Вложить их. Небольшая, но верная поддержка в будущем. Безусловно, Мод была бы совершенно права. Но деньги, выигранные в конкурсе, — это не просто деньги.
Если бы деньги достались ему в наследство, Эдвард, будучи верующим, поместил бы их в миссионерский заем или накупил бы на них сертификатов Армии спасения[8].
Но эти деньги — подарок судьбы, они пришли к нему, как те шесть пенсов, которые ему дарили иногда в детстве: «Купи то, что тебе захочется».
Каждый день по пути на работу он заходил в автомагазин и видел там свою неосуществимую мечту — маленький двухместный автомобиль, на котором стояла табличка с ценой: «465 фунтов».
«Если бы я был богатым… — повторял день за днем Эдвард, обращаясь мысленно к машине. — Если бы я был богатым, я бы тебя купил».
И теперь — хоть он и не стал богатым — у него была такая сумма денег, которой было достаточно, чтобы осуществить давнюю мечту. И эта блестящая, заманчивая, прелестная машина будет принадлежать ему, если он истратит на нее свою премию.
Эдвард хотел сказать Мод о деньгах. Это единственный способ избавиться от искушения. Он прекрасно представлял, какой ужас и какое осуждение отразятся на ее лице, и он попросту не решится настаивать на своем безумном капризе.
Но как ни странно, именно Мод невольно толкнула его на это безумство. Он повел ее в кино — на лучшие места в зале. И она тут же ласковым непререкаемым тоном сделала ему выговор: глупо платить такие деньги — три фунта и шесть пенсов, когда можно потратить два фунта и четыре пенса и сесть на другие места, с которых также хорошо видно.
Он принял ее упрек с угрюмым молчанием. Мод решила, что ее наставление возымело силу. Эдвард же попросту понял, что так больше продолжаться не может. Мод любит его, но ни во что его не ставит, считает, что он слабак, которого все время нужно поучать. И действительно он жалок, как какой-то червяк. Он был безмерно обижен, просто уничтожен этим ее выговором, но именно в эту минуту он твердо решил купить машину.
«Черт побери, — сказал он себе. — Хоть раз в жизни я сделаю то, что хочу. И плевать мне на фокусы Мод!»
На следующее утро Эдвард вошел в этот стеклянный дворец, четырехколесные обитатели которого во всем своем великолепии переливались лаком и хромом, и с беззаботностью, поразившей его самого, купил облюбованную машину. Оказывается, это так просто — купить машину!
И теперь она вот уже четыре дня принадлежала ему.
Внешне он был совершенно спокоен, но душа его пела от восторга.
И Эдвард еще не сказал Мод ни слова о ней. В течение всех четырех дней он ходил во время перерыва не в кафе, а к автоинструктору — учился водить свою чудесную машину. И оказался способным учеником.
Завтра, в канун Рождества, Эдвард собирался поехать в деревню. Он обманул Мод и при необходимости обманет опять. Покупка целиком захватила его. Это заменяло ему любовный роман, приключения — все то, о чем он так страстно мечтал. А завтра он со своей «любовницей» отправятся в небольшое путешествие. Они помчатся, овеваемые пьянящим свежим ветром, оставив далеко позади суетливый шумный Лондон, и устремятся на широкие просторы…
И в эту минуту Эдвард, сам того не замечая, почувствовал себя поэтом.
Завтра…
Он посмотрел на книгу, которая была у него в руках:
«Могущество любви». Он рассмеялся и сунул ее в карман.
Машина, алые губы Марчесы Бьянко и изумительная доблесть Билла, казалось, соединились для него в одно целое. Завтра…
Погода всегда подводит тех, кто на нее рассчитывает, но и она благоволила к Эдиарду. Она подарила ему день, о котором можно только мечтать. Морозный воздух, нежно-голубое небо и солнце желтое, как одуванчик.
И в предвкушении какого-нибудь шикарного приключения, готовый на самое безрассудное озорство, Эдвард выехал из Лондона. Возле Гайд-парка[9] возникли некоторые трудности, а у моста Патни — непредвиденные осложнения: машина его заартачилась, вокруг послышался скрип тормозов, водители прямо-таки засыпали его оскорблениями… Но ничего, успокаивал он себя, он же новичок, и вскоре выехал на широкую улицу, по которой прокатиться одно удовольствие. Но сегодня и здесь была небольшая пробка. Опьяненный своей властью над этим сверкающим созданием, Эдвард крутил руль, и настроение у него было прекрасное.
Да, денек выдался замечательный. Он останавливался на ленч в старой гостинице, а потом еще, чтобы выпить чаю. Потом с неохотой повернул назад в Лондон — к Мод, к неизбежным объяснениям и взаимным обвинениям…
Эдвард подумал об этом и вздохнул. Ладно. Завтра будь что будет. Но сейчас еще сегодня. И что может быть приятнее! Он несся в темноте с зажженными фарами, освещавшими дорогу. Да! Это было великолепно!
Эдвард рассудил, что на обед времени у него уже не остается. В темноте вести машину было довольно сложно… Оказалось, что до Лондона ему добираться дольше, чем он предполагал. В восемь часов он миновал Хиндхэд и подъехал к холмам, которые назывались Дэвилз-Панч-Боул. Луна освещала выпавший два дня назад снег.
Эдвард остановил машину и осмотрелся. Что, собственно, произойдет, если он не приедет в Лондон до полуночи? А может, он вообще туда никогда не вернется! Ему и тут совсем неплохо.
Он вышел из машины и встал на обочине. Рядом вниз заманчиво спускалась тропинка. Эдвард поддался искушению. И следующие полчаса он как завороженный блуждал по заснеженным холмам. Он никогда не мог себе представить ничего подобного. И все это благодаря его сверкающему чуду, его «любовнице», которая преданно ждала его наверху, на дороге.
Эдвард поднялся обратно, сел в машину и поехал, все еще находясь под впечатлением этой красоты, которая не оставила бы равнодушной и не такого романтика, как он.
Затем он со вздохом вернулся к своим обычным мыслям и сунул руку в бардачок, куда накануне положил теплый шарф.
Но шарфа там не было. Бардачок был пуст. Вернее, не совсем — там было что-то колючее и тяжелое — похожее на мелкую гальку.
Эдвард засунул руку поглубже. В следующее мгновение он почувствовал легкое головокружение… Предмет, который он держал в дрожащих руках, переливался всеми цветами радуги в лунном свете — это было бриллиантовое колье.
Эдвард на всякий случай протер глаза. Нет, никаких сомнений. Бриллиантовое колье, стоимостью, вероятно, в несколько тысяч фунтов (камни были довольно крупные), каким-то образом оказалось в бардачке его машины.
Но кто его туда положил? Когда он выезжал из города, его, определенно, там не было. Наверное, его положили, пока он гулял. Но зачем? И почему выбрали именно его машину? Может, владелец колье ошибся? Или.., или оно было краденым?
Но затем, когда все эти мысли пронеслись у него в голове, Эдварда внезапно осенило, и он весь похолодел. Это била не его машина.
Да, конечно, она была очень похожа. Тот же оттенок алого цвета — такой же, как губы Марчесы Бьянко, — но по тысяче мелких деталей Эдвард понял, что это определенно не его машина. Блестящая поверхность была кое-где поцарапана, совсем чуть-чуть, но было видно, что машина уже не новая. В таком случае…
Эдвард сразу же попытался развернуть машину. Разворот ему пока еще давался с трудом. Он совершенно потерял голову, пытаясь справиться с задним ходом, и вывернул руль не в ту сторону. Кроме того, он спутал акселератор с ножным тормозом, что привело к еще большим осложнениям. Но в конце концов он справился, и машина принялась взбираться на холм.
Эдвард вспомнил, что неподалеку от его машины стояла другая. Но тогда он не обратил на это внимания. Вероятно, он вернулся с прогулки другой тропинкой, не той, которой спустился вниз. И эта вторая тропинка привела его к другой машине, рассудил он. Тогда его машина должна стоять там, где он ее оставил.
Через десять минут Эдвард вернулся на место своей стоянки. Но там было пусто. Владелец этой машины, также, вероятно, введенный в заблуждение сходством, укатил на машине Эдварда.
Эдвард вытащил бриллиантовое колье из бардачка и стал нервно его теребить.
Что же делать? Ехать в ближайший полицейский участок? Объяснить обстоятельства, отдать колье и сообщить номер собственной машины. Кстати, а какой у него номер? Сколько Эдвард ни старался, он не мог вспомнить.
Он почувствовал, как его охватывает паника. В полицейском участке он выглядел бы законченным идиотом. Единственное, что он помнил, — это то, что в номере точно была восьмерка. Конечно, это мало что даст, но, по крайней мере… Эдвард с ненавистью посмотрел на бриллианты. Возможно, в полиции подумают.., да, конечно, они должны подумать, что он украл это колье. Разумеется. Ведь колье стоимостью в несколько тысяч никто не станет держать в бардачке машины.
Эдвард вышел из машины и осмотрел ее. Номер — ХК 10061 — ни о чем ему не говорил. Номер его машины был совсем другой, но какой? Затем он обследовал машину изнутри.
Там, где он нашел бриллианты, его ожидал еще один сюрприз — клочок бумаги, на котором что-то было написано карандашом. При свете фар ему удалось прочесть:
«Встретишь меня в десять часов, Грин, на углу Салтерз-Лейн».
Грин. Он видел сегодня это название на указателе. Решено! Он поедет в эту деревню, найдет Салтерз-Лейн, встретится с человеком, который написал записку, и все ему объяснит. Это все же лучше, чем разыгрывать идиота в полицейском участке.
Он почувствовал себя почти счастливым. В конце концов, это было настоящее приключение. Такое случается не каждый день. А бриллиантовое колье придавало событию особую таинственность.
Грин Эдвард нашел с трудом, но еще больше труда потребовалось, чтобы отыскать Салтерз-Лейн. Для этого ему пришлось постучаться в пару коттеджей и спросить дорогу.
Когда он ехал по длинной узкой дороге, внимательно всматриваясь в левую сторону улицы, где, как ему сказали, должен быть поворот на Салтерз-Лейн, было уже начало одиннадцатого.
Совершенно неожиданно Эдвард увидел поворот и возле него темную фигуру.
— Наконец-то! — услышал он девичий голос. — Тебя только за смертью посылать, Джеральд!
С этими словами она вышла прямо под свет фар, и у Эдварда перехватило дыхание… Это было самое очаровательное создание, какое он когда-либо видел.
Она была очень молода, с черными как ночь волосами и яркими алыми губами. Ее меховое манто распахнулось, и Эдвард увидел, что на ней надето вечернее платье — узкое, длинное, огненного цвета, подчеркивающее ее великолепную фигуру. Шею украшало жемчужное ожерелье.
Внезапно девушка вздрогнула.
— Да ведь это не Джеральд! — воскликнула она.
— Нет, — поспешно ответил Эдвард. — Я должен вам все объяснить. — Он вытащил бриллиантовое колье из бардачка и передал ей. — Меня зовут Эдвард.
Он не успел продолжить — девушка захлопала в ладоши и затараторила:
— Конечно, Эдвард! О, я так рада. Но этот идиот Джимми сказал мне по телефону, что он пошлет Джеральда. Я ужасно рада, что ты приехал. Я очень хотела тебя увидеть.
Ведь в последний раз мы встречались, когда мне было шесть лет. Значит, колье у тебя, значит, все в порядке. Спрячь его в карман. А то вдруг какой-нибудь полицейский случайно увидит его. Бр-р, как тут холодно! Дай-ка я сяду в машину.
Как во сне Эдвард открыл дверцу, и она легко вспорхнула на сиденье рядом. Ее меха коснулись его щеки, и он почувствовал легкий аромат фиалок после дождя.
У него не было никакого плана, даже никаких определенных мыслей. В эту минуту он полностью отдался на волю Провидения. Она называет его Эдвардом — ну и что из того, что он не тот Эдвард? Она скоро поймет это. Но сейчас пусть игра продолжается. Он нажал на сцепление, и машина забуксовала.
Тут девушка засмеялась. Ее смех был таким же пленительным, как она сама.
— Похоже, ты не слишком разбираешься в машинах.
Вероятно, там у них нет машин.
«Интересно, где это „там“?» — подумал Эдвард, а вслух сказал:
— Да, не очень.
— Тогда давай лучше я поведу, — сказала девушка. — Тут надо быть фокусником, чтобы найти дорогу среди всех этих улиц, пока мы не выедем на шоссе.
Он с удовольствием пересел на ее место. И теперь они с большой скоростью неслись в ночи, а Эдвард чувствовал, как его охватывает лихая беспечность. Она повернулась к нему:
— Я люблю скорость. А ты? Знаешь, ты совершенно не похож на Джеральда. Никогда бы не сказала, что вы с ним братья. Я тебя представляла совсем другим.
— Наверное, — сказал Эдвард, — я совершенно обычный человек. Ты это имела в виду?
— Не обычный — а другой. Я не могу точно объяснить.
Как там старина Джимми? Наверное, его ужасно раздуло.
— О, Джимми в полном порядке, — сказал Эдвард.
— Легко тебе так говорить, наверное, не очень-то приятно, когда у тебя растянуто сухожилие на лодыжке. Он не рассказывал тебе всю эту историю?
— Ни слова. Я пребываю в полной неизвестности.
Может быть, ты мне все объяснишь?
— О, все прошло как по маслу. Джимми вошел в парадную дверь, нарядившись в женское платье. Я подождала минуту или две, а затем пробралась к окну. Смотрю, горничная Агнес Лореллы достала платья, украшения, но вдруг снизу послышались громкие вопли. Это зажглась шутиха, и все побежали тушить огонь. Горничная выбежала из комнаты, а я влезла в окно, быстро схватила колье и через секунду уже была снаружи, а потом побежала — по дороге, которая идет позади Панч-Боун. Я засунула в бардачок колье и записку, в которой было написано, где меня найти. А потом вернулась в отель, к Луизе, предварительно, конечно, переобувшись — сапоги-то ведь были в снегу. Алиби мне было обеспечено. Она и не догадается, что все это время меня не было в гостинице.
— А что Джимми?
— Ты знаешь о нем больше, чем я.
— Он мне ничего не сказал, — даже не поведя бровью, произнес Эдвард.
— Это было так смешно… Он наступил на край юбки, упал и умудрился растянуть сухожилие. Они отнесли его в машину, и шофер Лореллы отвез его домой. Представляешь, что было бы, если шофер решил бы заглянуть в бардачок.
Эдвард рассмеялся вместе с ней, но на самом деле ему было не до смеха. Теперь он более или менее был в курсе ситуации. Лорелла… Эта фамилия ему вроде бы знакома — так звали одну богатую женщину. Сидевшая рядом с ним девушка и еще какой-то неизвестный ему Джимми сговорились выкрасть у нее колье, и это им удалось. Со своим растянутым сухожилием и в присутствии шофера Лореллы Джимми просто не мог заглянуть в бардачок машины до того, как позвонил девушке, а возможно, и не собирался этого делать. Но совершенно определенно, что другой неизвестный, Джеральд, это сделал. И нашел там только шарф Эдварда!
— Хорошо, идем, — сказала девушка.
Трамвай проскочил почти вплотную за ними, они въехали в лондонское предместье и влились в поток машин.
Сердце Эдварда то и дело замирало. Девушка прекрасно вела машину и была самой настоящей лихачкой!
Минут через пятнадцать они подъехали к внушительному зданию, стоявшему в центре не менее внушительной площади.
— Перед тем как пойдем в «Ритсон», — сказала девушка, — я должна переодеться.
— «Ритсон»? — спросил Эдвард. Он с благоговением произнес название знаменитого ночного клуба.
— Да, разве Джеральд тебе не говорил?
— Нет, — мрачно сказал Эдвард. — А как насчет меня?
Она нахмурила брови:
— Они тебе ничего не сказали? Ладно, мы тебя сейчас оденем. Мы должны довести это до конца.
Величавый дворецкий открыл дверь и посторонился, давая им пройти.
— Вам звонил мистер Джеральд Чампнейз, ваша милость. Он очень хотел с вами поговорить, но не просил ничего передать.
«Да уж, ему есть о чем с ней поговорить, — подумал Эдвард. — Ладно, была, не была теперь я хотя бы знаю свое полное имя — Эдвард Чампнейз. Но кто она? Дворецкий называет ее „ваша милость“. А для чего она тогда украла колье? Карточные долги?»
В романах, которые он иногда читал, очаровательные титулованные героини всегда попадали в отчаянную ситуацию из-за карточных долгов.
Дворецкий вывел Эдварда из комнаты и поручил заботам камердинера с изысканными манерами. Когда через пятнадцать минут он опять встретился с хозяйкой в холле, на нем был вечерний костюм от лучшего портного, который очень ему шел.
О Боже! Что за ночь!
На машине они поехали к знаменитому «Ритсону». Как и все, Эдвард читал скандальные статьи о «Ритсоне». Все знаменитости, мелкие или крупные, временами туда наведывались. Единственно, чего боялся Эдвард, — это что появится кто-то, кто знает настоящего Эдварда Чампнейза. Он утешал себя мыслью, что, похоже, настоящий Эдвард уже несколько лет как не был в Англии.
Сидя за маленьким столиком у стены, они пили коктейли. Коктейли! Простодушный Эдвард ликовал — для него это было просто апофеозом беспутной жизни. Девушка, завернувшись в прекрасную вышитую шаль, беспечно потягивала коктейль. Внезапно она сбросила шаль со своих плеч и встала.
— Давай потанцуем.
Танцевал Эдвард прекрасно.
Когда они с Мод кружились в танце в «Пале де Данс», многие провожали их восхищенными взглядами.
— Ой, чуть не забыла, — вдруг сказала девушка, — Колье!
Она протянула руку, Эдвард, совершенно сбитый с толку, достал его из кармана и отдал ей. К его полному изумлению, она невозмутимо надела его, а потом обольстительно ему улыбнулась.
— А теперь, — мягко сказала она, — мы будем танцевать.
Они танцевали. И в «Ритсоне» еще не видели ничего подобного.
В конце концов они вернулись за столик, и тут к ним подошел пожилой джентльмен и обратился к спутнице Эдварда, вроде бы как на что-то намекая:
— А, леди Норин, вы, как всегда, танцуете! А капитан Фоллиот сегодня здесь?
— Джимми оступился, и теперь у него болит лодыжка.
— Вот как! Каким образом это произошло?
— Пока еще я не могу вам все объяснить.
Она рассмеялась, поднялась из-за стола и направилась в центр зала.
Эдвард следовал за ней, голова у него шла кругом. Теперь он знал ее имя: Норин Элиот, знаменитая леди Норин, о которой больше всех говорят в светских кругах Англии. Замечательная своей красотой и дерзостью — лидер среди так называемой золотой молодежи. Совсем недавно объявили о ее помолвке с капитаном Джеймсом Фоллиотом — кавалером ордена Креста Виктории[10], гвардейцем королевской кавалерии.
Ну а колье? Эдвард никак не мог понять, в чем дело.
Он шел на риск, задавая этот вопрос, но он должен был все узнать.
— Зачем все это, Норин? — сказал он. — Расскажи мне, зачем?
Она мечтательно улыбнулась, взгляд ее был далеко, чары танца все еще владели ею.
— Я думаю, тебе это будет трудно понять. Жизнь в последнее время такая скучная — все время одно и то же.
Играть в «найди клад», конечно, интересно, но надоедает… Настоящие «кражи со взломом» — это была моя идея.
Вступительный взнос — пятьдесят фунтов, а потом все тянут жребий. Это — третья «кража». Джимми и мне выпало «обокрасть» Агнес Лореллу. Ты знаешь правила? «Кража со взломом» должна совершиться в течение трех дней после того как вытянешь жребий, и краденое нужно носить, по крайней мере, час в людном месте, иначе на тебя налагают штраф в сто фунтов. Джимми ужасно не повезло, что он растянул лодыжку, но теперь все в порядке — мы сорвем банк.
— Понимаю, — сказал Эдвард, облегченно вздыхая. — Понимаю.
Внезапно Норин остановилась, завернувшись в шаль.
— Отвези меня куда-нибудь. Вниз, к докам. Куда-нибудь в злачное место. Погоди. — Она сняла бриллианты с шеи. — Будет лучше, если ты опять их спрячешь. Не хватает только, чтобы меня из-за них укокошили.
Они вышли на улицу. Машина стояла в маленьком переулке, узком и темном. Как только они свернули за угол, к ним подъехала другая машина, и из нее выскочил молодой человек.
— Слава Богу, Норин, наконец-то я тебя нашел! — вскричал он. — Черт побери, этот осел Джимми уехал на чужой машине. Только Господу известно, где теперь бриллианты. Мы влипли в ужасную историю.
Норин непонимающе на него посмотрела:
— Что ты имеешь в виду? Я получила бриллианты, а сейчас они у Эдварда.
— У Эдварда?
— Да. — И она указала на Эдварда, стоявшего рядом.
«Кто уж влип в ужасную историю, так это я, — подумал Эдвард. — Десять против одного, что это братец Джеральд».
Молодой человек уставился на него.
— Что это значит? — произнес он с угрозой. — Эдвард в Шотландии.
— О! — воскликнула девушка и пристально посмотрела на молодого человека.
Она то краснела, то бледнела.
— Так кто ты на самом деле? — спросила она тихим голосом. — Значит, ты настоящий. — Она умолкла.
Эдварду потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. В глазах девушки был страх, а может быть, восхищение? Должен ли он объяснять? Нет, нельзя быть таким банальным! Надо довести игру до конца.
Он церемонно поклонился.
— Должен поблагодарить вас, мисс Норин, — произнес он, изображая великосветского щеголя, — за изумительный вечер.
Он бросил быстрый взгляд на машину, из которой только что вышел молодой человек. Это его машина!
— И я хочу пожелать вам доброй ночи.
Один быстрый рывок, и он был внутри, нога на сцеплении. Машина рванулась вперед. Джеральд застыл словно парализованный, но девушка оказалась более проворной. Как только машина рванула с места, она бросилась наперерез. Машина вильнула, наугад обогнув угол, и остановилась. Норин, запыхавшись, подбежала к Эдварду.
— Ты должен отдать его мне, ты должен отдать! Я обязана его возвратить Агнес Лорелле. Ну не будь букой! Мы провели прекрасный вечер, мы танцевали, мы же теперь друзья. Ты отдашь его мне? Мне?
Женщина, которая опьяняет вас своей красотой. Это была как раз такая женщина…
К тому же Эдвард и сам очень хотел как-нибудь избавиться от колье. А тут само небо предоставило ему возможность сделать красивый жест.
Он небрежно вынул колье из кармана и вложил в протянутые руки Норин, — Мы же друзья, — сказал он.
— Ax! — Ее глаза засияли.
И вдруг неожиданно она обняла его. На мгновение ее губы прижались к его губам…
Когда она отпрянула, алая машина рванулась вперед.
Вот это приключение!
И какое романтическое!
В день Рождества Эдвард Робинсон ровно в полдень уверенно вошел в маленькую гостиную дома в Клафаме[11] и по традиции пожелал всем счастливого Рождества.
Мод, расставлявшая ветки остролиста, встретила его холодно.
— Ну, хорошо провел время с этим своим деревенским другом? — поинтересовалась она.
— Послушай, — сказал Эдвард. — Я сказал тебе не правду. Я выиграл пятьсот фунтов и на эти деньги купил машину. Я ничего не сказал тебе, потому что знал, тебе это не понравится. Это во-первых. Я купил машину, и точка. Во-вторых, я не собираюсь ждать — ни год, ни два.
Мои перспективы на будущее достаточно хорошие, и я хочу жениться на тебе в следующем месяце. Понятно?
— О! — только и сказала Мод. Неужели это Эдвард говорит с ней таким волевым тоном?
— Ну что? — спросил Эдвард. — Да или нет?
Она как зачарованная взглянула на него. В ее глазах были страх и восхищение, и этот взгляд опьянял Эдварда.
От материнской снисходительности, которая так его бесила, не осталось и следа.
Именно так смотрела на него Норин прошлой ночью.
Но леди Норин была далеко, где-то на страницах экзотических романов, рядом с Марчесой Бьянко. А Мод была здесь, настоящая. И это была его женщина.
— Да или нет? — повторил он и сделал к ней шаг.
— Д-да, — запинаясь произнесла Мод. — Но, Эдвард, что с тобой произошло? Сегодня ты не похож на себя.
— Да, — сказал Эдвард. — Просто в течение двадцати четырех часов я был мужчиной, а не растяпой, и — черт возьми! — это пошло мне на пользу!
Он сжал ее в своих объятиях, почти так же крепко, как это делал супермен Билл.
— Ты любишь меня, Мод? Скажи мне, ты любишь меня?
— О Эдвард! — выдохнула Мод. — Я обожаю тебя…
@темы: Чтиво